История жизни хозяйки трактира Гвен …Я-то? Вдова, прости Господи, Кромби. Уж третий год пошел, как вдова. Да, по правде-то говоря, и не больно тоскую. А звать меня Гвендайлон. И не знаю, что там мамку мою по затылку ударило, что она мне имечко такое подобрала. И где только услыхала! Разве, как меня под кустом зачинала, фейери мимо проходили. Папаша мой был на всю округу первый забияка. И работник тоже первый. За троих пил, за троих в поле надрывался, да и дрался тоже за троих. Ну и сгорел, как свечка, - мне-то и десяти лет в ту пору не было. А мамка уж замуж больше не ходила, хоть, как говорят, в Фарроуде нашем не было краше бабы. Уж ее сестра старшая чуть не бивала - а мамка ни в какую. Я, говорит, свое отлюбила. Пускай теперь Гвен красуется. А мы с кузиной моей Кэтрин, теткиной дочкой, росли ровно дикая трава. Никто над душой нам не стоял, за косу к прялке не тянул. Летом - ягоды, осенью - желуди, зимой - рыба из-под льда, а весною - кислая капуста, вот и вся наша премудрость деревенская. А поди ж ты - приходилось от всех парней хорониться, так и норовили подол задрать. Лицом, видать, в мать вышла. Зато нравом, говорили, в папашу… Никого к себе не подпускала. Мамка меня с кем нелюбым под венец идти не неволила, а любого я не сыскала себе. Потом и мамки не стало… Три лета, что ли, мы с Кэт бегали к святому отшельнику, что неподалеку жил. Он нас читать научил и писать, только мы про это молчали. Да слыхано ли - девке деревенской, в навозе по колено, речь латинскую разуметь! А уж понимать, о чем лорды норманнские меж собой говорят, - так за это и на виселицу отправят, не раздумывая… Да, видно, и впрямь бабе премудрость книжная не впрок. Святой-то, верно, думал нас к праведной жизни приобщить - ан вышло наперекосяк. Кэтрин, бедняжка, малость умом повредилась от тех книжек. Сядет, бывало, на небо заглядится - и ори не ори, только встряхнуть придется, чтобы пробудилась. Единороги ей мерещатся, поди ты… А мне иное в голову запало. Свободы захотелось. Прочь захотелось от хлева, от прялки, от слюнявых наших парней… Хоть и перестарка я уже была, девятнадцатый год шел, да взял меня замуж мой Уильям - не поморщился. Был он из тех, что за море прежде ходили с рыцарями, да покалеченный вернулся, хромой и без трех пальцев на руке. Оно так, да вот золота он с собой привез - мне мало не показалось. Как можно такой кусок упустить? Женила я Вилли на себе - в деревне только рты разинули. Да и укатила с ним в город, в славный Мансфилд. Открыли мы на те деньги трактир. Вот как грамота мне пригодилась! Никто меня ни обсчитать не мог, ни надуть. "Старый солдат" назывался наш кабак. Как появился у нас достаток, стал Вилли пить. Ну и допился - с крыши свалился как-то под вечер. Шею свернул, упокой его Господь. Поносила я траур, как положено, а потом снова за работу принялась. Видит Бог, я Уилла как-никак, да любила, но, да простится мне, ни слезинки по нему не проронила. Не прыгала я с ним через костер и цветов заветных не искала - а теперь уж, наверно, и не приведется ни с кем. Вот и работаю теперь в городе. Это, конечно, куда как получше, чем коровам хвосты крутить. Опять же Кэтрин вызвала из деревни себе в помощь, и девушку-ирландку бездомную наняла, и Джек с Мэри у меня при трактире работают. Ирландочку-то Кэтлин зовут - вот я подумала, да и переименовала трактир. Теперь он "У двух кошек" прозывается. Забавно и людям нравится. Вот только той свободы, что я искала, так и нет у меня…