Ночь из жизни летучей мыши

На поляне танцуют эльфы. Пять или шесть девушек и трое юношей самозабвенно кружатся в сложном фигурном хороводе. Четвертый стоит на краю поляны, спиной к нам, играет на флейте. Он так близко, что мой спутник беззвучно рычит, дыбит шерсть на загривке, облизывается. Хорошо, что эльф занят игрой, он ничего не слышит. Но все же я пихаю полувзрослого волчонка в бок, чтобы умолк.

Мой воспитанник удивленно и обиженно поглядывает на меня. Я показываю кулак и нехорошо скалюсь. Эту улыбочку успели выучить уже все волколаки; вот и этот вздрагивает и испуганно жмется к стволу дерева, за которым мы прячемся.

До заката еще с полчаса. Если эта компания уберется с поляны в полном составе, нам крупно не повезет. Придется выслеживать добычу снова, а делать это в таком облике - благодарю покорно. Одна надежда, что вон та парочка останется поговорить наедине.

М-да... У них круглый год весна. Иногда я им завидую. Иногда мне хочется, чтобы они заметили меня, подошли, спросили о чем-нибудь - ведь мой облик покажет эльфу - эльфа, человеку - человека... Главное - не смотреть им в глаза. Глаза меня выдают. Правда, мало кто способен догадаться, кого же он видит перед собой. Я стараюсь не оставлять свидетелей.

Одежда шуршит при малейшем движении. Но без нее холодно, да и неловко маскироваться. Флейтист наконец отошел подальше, и я облегченно перевожу дыхание. Танец заканчивается, эльфы смеются, тянутся прочь с поляны. Нет, все-таки я достаточно хорошо их знаю. Те двое все же остались.

Проклятье! до темноты еще ждать и ждать. А ну как они договорят быстрее? Менять облик при свете дня я отказываюсь. Волчонок недовольно ворчит. Да умолкни ты, нетерпеливый. Каждый из них способен хорошенько накрутить тебе хвост.

Они присели на траву, он о чем-то проникновенно вещает. Я вздыхаю про себя. Жаль, конечно, что придется их убить. Постараюсь сделать это быстро.

Опять! Опять эта неуместная жалость!!! Право, надоело. Ведь все равно же придется кого-нибудь прикончить, так не все ли равно, кого! Но нет, лезет из всех щелей. Третьего дня, когда я таки пощадила одного, позволила уйти - он меня так и не увидел, - господин призвал меня, чтобы передать очередное послание, и принялся ворошить мои мысли. И тут я перепугалась. Все, что я думаю о нем самом, давно упрятано куда подальше. Но это сострадание... Насилу успела перемешать его с разноцветными ошметками весеннего безумия. Надеюсь, господин не заметил. А то ведь прогнал бы...

А куда я без него?

Впрочем, если б видел те мысли - прогнал бы еще вернее. Ну действительно, кому нужна влюбленная летучая мышь?! Это в бескрылом облике я миниатюрная девушка, только лицо как будто в шрамах. Это я так клыки прячу. Но как вам понравится милая летучая мышка с эту самую девушку размером? У меня ж размах крыльев не хуже, чем у этого... Торондора.

И вот поди - влюбилась. И теперь с жуткой завистью поглядываю на своих крошечных безмозглых сестер, что висят гроздьями в пещерах да по ночам милуются с такими же безмозглыми приятелями!

Господину что, только и знает - "лети, скажи" да "лети, принеси". А то иногда и средь бела дня шпионить пошлет.

Ну и пусть посылает. Как хочется временами, чтобы какой-нибудь эльф правильное Слово сказал или хоть копьем ткнул посильнее! А потом летишь прочь и думаешь: дура, ой, дура, они ж по сравнению с тобой однодневки - копьем, тоже мне. Вот если господин или Сам пришибет, тогда - да, тогда все. Мандос однозначно. Ну или если, скажем, Готмогу под горячую руку угодишь. А эти, что они мне сделают...

А господин посмотрит только, и сразу весна наступает. Сердце в горле трепыхается, и прочие радости. Вот, вот, как у эльфийки на поляне - смех и слезы. А сквозь слезы-то надо еще следить, чтобы какую команду не проворонить.

И зря говорят, что господин злой и страшный. Он меня за жалость гоняет, а сам, небось, вот этого волчонка растил, лапы поломанные бинтовал ему, молоком поил... Вот Сам этого не может. Он и притворится, что лечит кого, но мне же видно, что это иллюзия. Сам хитрый, он для дела даже светлым прикинуться умеет. Но он на самом деле - Разрушитель. Уж я-то знаю. А господин наоборот злющим притворяется только.

Нет, ну, это уже просто позорище! Эльфийка милому венок плетет, надела вон...

Ой, вот бы господину венок надеть! Он же такой красивый, а эта корона страшная ему как корове седло. А еще он, когда поет и думает, что его не видит никто, такой молодой становится, такой светлоглазый... и зачем он все в черном да в черном! Я же помню, раньше он синее любил. И коричневое.

А теперь вообще ничего не любит.

Все не так обидно... Ну кому нужна безобразная летучая мышь, оборотень, вампир бесталанный. Одно утешение - от себя не отсылает. А я и помечтать могу. Мне не впервой. Скучно же одной в небе.

Вот, стемнело наконец. Парочка увлечена собой, ничего вокруг не замечает. Я медленно выбираюсь из-за дерева и начинаю меняться. Неприятное ощущение, но что же делать. Расправились крылья, уши. Теперь я очень хорошо слышу, что они там друг другу говорят. Бр-р... лучше б не слышала. А то я и им завидовать стану. Ну конечно, они ж уже с серебряными кольцами.

Я маню крылом волчонка. Он вылезает на открытое место, разминая затекшие лапы.

"Девушка - тебе," - мысленно сообщаю я ему. Чувствую возмущение. "Нет, ты с воином еще не сладишь. Маловат."

Волчонок, дурашка, молча кидается вперед. Я слышу крик испуга и боли, затем воин вскакивает и замахивается кинжалом.

Одного взмаха крыльев мне хватило. Он был без кольчуги.

У эльфов сладкая кровь.

Только зря девушка кричала. "Почему ты, дурень, сразу в горло не вцепился?!" - "Не достал..." - "Полетели-ка отсюда."

И мы мчимся - он в траве, я - низко над землей, пьяные кровью и ночью; а когда становятся видны башни Тол-ин-Гаурхот, я велю волчонку отправляться домой, а сама до рассвета кувыркаюсь под умирающей луной, выгоняя из головы кипящее сумасшествие. Если этого не сделать... как бы, явившись в башню, не выложить все как есть господину. Угораздило же меня пить кровь влюбленных!

Нет, все хуже: угораздило же Тхурингветиль полюбить Саурона...